Автор: Ашиеру Блэк
Фэндом: Ориджинал.
Рэйтинг: Почти ясельный, вроде сказок под братьев Гримм.
Sound: Мертвые Дельфины - Тихий Неокеан; Mellowdrone - Madison.
Бугагакнуть.
Мы лежим.
Продавленная кушетка и старый плед; я смотрю на тебя и иногда – в окно. Деревянные рамы и мутные стекла, хмурое небо и гитарные аккорды в соседней комнате.
Ты лежишь с закрытыми глазами, вслушиваешься в голос того парня, что поет за стенкой. Касаешься пальцами моих пальцев.
На улице, того и гляди, дождь пойдет, я смотрю в окно, но на тебя чаще; у тебя забавно дрожат ресницы, и пальцы чертовски холодные.
И мы лежим: ты дьявол, а я заноза у тебя в заднице.
-А кого похоронили?
Ты спрашиваешь, голос тихий, хриплый, глаза закрыты.
-Мужа одной ведьмы, - я пожимаю плечами.
Ты чуть улыбаешься уголками губ.
У парня за стенкой неплохой голос, прокуренный до чертей.
-А что за ведьма? – спрашиваешь.
Скрипящие половицы и поминки, которые всегда заканчиваются просто пьянкой, где все уже забыли, по какому поводу они нажираются сегодня.
Грустишь.
-Ведьма, - говорю, - ведьма как ведьма.
Я говорю:
-То есть, все знали, что она ведьма, еще в школе.
Касаешься пальцами моих пальцев, переплетаешь. На улице холодно, ветрено, хмуро: вечер. А здесь тонкие стены и пьяные посиделки.
-Расскажи, - просишь.
Пальцы наши переплетаешь, и улыбаешься.
Так и лежим: я лабиринт, а ты сидишь во мне с газеткой и читаешь анекдоты и гороскоп на следующую неделю.
-Все говорили, что она ведьма, - рассказываю. – С самого начала, все говорили этому парню, что это не принесет ему ничего хорошего.
Чуть больше пяти лет назад, и я стою там тоже, говорю с этим парнем.
На тот момент, я знаю его; на тот момент я даже помню, как его зовут.
Рассказываю:
-Она обглодает твои косточки и станцует джигу на твоей могилке.
Он смеется, запрокидывая голову. Мы все рядом с ним, его как бы друзья, смеемся – и продолжаем его отговаривать.
Вчера он сделал ей предложение, через год он сделает ей ребенка.
Все эти как бы его друзья, и я среди них, мы в ужасе.
Все с самого начала знали, что Виктория ведьма, еще со школы. Бог знает, с чего мы это взяли, но Виктория только хмыкала в ответ на все наши вопли.
-Ведьма!
Рассказываю:
-Все дразнили ее ведьмой, еще с первого класса, потом в институте.
Этот парень, как бы наш друг, и ему вроде плевать на все эти разговоры.
На тот момент, мы думаем, что его приворожили.
Рассказываю, ты улыбаешься, а парень за стенкой все не унимается. Пьяные песни и хриплый голос, парень периодически отрывается на выпить и покурить.
Гитара расстроена.
Ты улыбаешься.
За окном – все то же дерьмо, а потом наконец-то идет дождь. Продавленная кушетка и ковер на стене, и я вдруг осознаю, что помню, как зовут эту ведьму.
Рассказываю:
-Рыжеволосая, зеленоглазая ведьма, так, знаешь, глаз не отвести, красивая до чертей, но ведь ведьма же.
Ты смеешься, и мы все лежим: ты океан, а я нет.
Рыжая ведьма вышла замуж за этого парня, и они уехали. Так, как принято в больших городах: в огромную квартиру с аквариумом и пластиковыми окнами.
Мы покурили пару ночей на кухне, забыли об этом, но она все-таки убила его.
Рассказываю:
-Они уехали туда, где никто не знал ее, как ведьму.
Они просто считали Викторию странной.
У каждого в голове – свои бесы, в больших городах, так принято, мало кто придает этому такое внимание.
Рассказываю: Виктория, красивая до чертей, днем бродила по городу, а вечером кормила рыбок.
Через год у них родился сын, еще через четыре – дочь. Такая обычная семья, Виктория строила из себя домохозяйку, парень дослужился до заместителя директора.
Счастливая, рыжеволосая ведьма вечерами рассказывала золотым рыбкам, как у нее прошел день.
Парень пропадал на совещаниях, и Виктория, рыжая и зеленоглазая, любила его, как ведьмы любят жаб и черных воронов.
Ты улыбаешься, слушаешь.
-Ведьмы любят еще змей, - напоминаешь.
И я киваю, говорю:
-И, да, еще, конечно, змей.
Виктория начищала ковры и полировала паркет, Виктория готовила обеды и ужины, парень исправно приносил зарплату домой и целовал ведьмочку в лобик перед тем, как уйти на работу.
И дети их такие же: умненький паренек и красавица дочка.
Их сын пошел в первый класс, когда Виктория убила мужа.
Рассказываю:
-Виктория, она была такая счастливая, ждала мужа, говорила с рыбками, дети вечером засыпали моментально; мальчишка в своей комнате, красавица дочка – в своей.
В больших городах так принято: быть счастливой и чуточку сумасшедшей, пока муж трахается с секретаршей в свой перерыв на работе.
Ты кашляешь, смеешься, не открывая глаз.
Деревянные рамы и мутные стекла, занавески на окнах бежевые, грязные.
Парень в соседней комнате все еще поет, мы все еще лежим.
Я все еще рассказываю.
В больших городах так принято: у всех свои черти в головах, у каждого – личный психоаналитик, а Виктория счастливая и с детьми.
Рассказываю:
-Так было, пока рыбки не рассказали ей, что муж ей изменяет.
Ты кашляешь, я поясняю:
-Ну, она же все еще ведьма.
Золотые рыбки рассказали ей, что муж ей изменяет.
Виктория с детьми в диснэйлэнде, ее муж с секретаршей на их огромной кровати.
Рассказываю:
-Ты знаешь, в больших городах так принято: огромные кровати в огромных квартирах, обязательно с белоснежными простынями и изменяющие мужья.
Ведьма этого не знала.
Виктория, рыжая и в слезах, напоминает себя в четырнадцать лет.
Виктория перед зеркалом: щеки мокрые, только тушь дорогая и больше не течет.
Виктория, обозленная, ревнивая ведьма, просто убила своего мужа.
Этот парень, ее муж, он умер от сердечного приступа, на работе в лифте, через двадцать с лишним минут, после того, как рыбки рассказали ведьмочке, что он – врун и изменщик.
-И все решили, что это она его убила? – ты спрашиваешь.
Я пожимаю плечами, за окном – дождь и сумерки.
-А кто еще? Она же ведьма, обозленная и ревнивая. Все знали, что это она его убила, только доказать никто не мог.
Красавица дочка плакала на похоронах, а ее умненький брат обнимал ее, и говорил, что папа на небесах.
Виктория, рыжая и в черном платье, она наверняка позаботилась о том, чтобы папочка на небеса не попал, но ее дети не знают этого.
Ты спрашиваешь:
-Почему она не убила секретаршу? – губы пересохшие облизываешь, напоминая. – В измене участвуют двое.
Я задумываюсь.
-Может, рыбки не рассказали ей, с кем именно он изменял. Может, такая штука – женская солидарность.
Парень за стенкой курит, надрывается, все еще поет.
Ведьмочкиного мужа похоронили, и, станцевав ночью на его могиле, она уехала в свой большой город в свою огромную квартиру.
Так принято там, в больших городах: просто жить дальше.
Ты кашляешь, смеешься:
-Ты это серьезно? – глаза у тебя все еще закрыты. – В смысле, про рыбок.
Ты сжимаешь мои пальцы своими.
-Нет, конечно, нет, - я улыбаюсь. – Память у золотых рыбок – три секунды.
Парень за стенкой откладывает гитару, и я слышу, как скрипят половицы в соседней комнате.
За окном все еще дождь.
Продавленная кушетка, и мы лежим; я смотрю в окно, а ты просто мой дьявол в дредах и джинсах.